Медленно успокаиваю сердце и дыхание. Жду, пока маленькая фигурка бредущего домой Песенника не исчезнет за скалами и я не останусь совсем один.
Затем я встаю, выбиваю трубку о камень и прячу ее, чтобы перекреститься.
Спускаюсь вниз, прямо в сердце урочища, в круг скал, похожих на распахнутую пасть акулы. Спускаюсь и пытаюсь активировать боевой режим.
Цифраль появилась, еще когда он спускался по склону. Молча, с сосредоточенным личиком летит подле его головы. Несмотря ни на что, он почувствовал себя увереннее.
– Выхода нет? – спросила она.
– Иначе – без шансов, – ответил он.
– Мы умрем.
– Не обязательно, – процедил Вуко сквозь зубы. – Я так легко не сдамся. Впрочем… Ты что, хочешь жить вечно?
Они двигались по склону плечом к плечу. Человек и феечка.
Высоко в хмуром небе проплыл крик охотящейся хищной птицы, кружившей над горами как самолет-наблюдатель. Над урочищем она внезапно свернула, резко ударив крыльями, и полетела куда-то в сторону.
– Животные туда тоже не входят, – мрачно заметил Драккайнен. – Посмотри на тропы.
Мелкие отпечатки следов хорошо видны на снегу. Они сплетались зигзагами, но острой грани скал ни один след не пересек.
Он поймал себя на том, что дышит резко, втягивая воздух носом и выпуская ртом. Ибуки. Еще немного – и потеряет сознание от гипервентиляции.
Он успокоил дыхание.
– Да ладно, – сказал. – Прыжок с «тарзанкой» куда хуже.
Вошел меж скал. Шел осторожно, внимательно, словно по минному полю.
И ничего не случилось.
В снегу посередине полянки росло выкрученное странное деревце. И все. У него узловатые сучья, поросшие длинными, с ладонь, шипами, не уместными на хвойном кустарнике вроде горной сосны. Само деревце тоже казалось раз в пять большим, чем нужно.
Драккайнен некоторое время стоял, сжатый как пружина и готовый отскочить наружу, начни что-то происходить. Однако ничего не происходило.
Наконец он заставил задеревеневшие мышцы работать и осторожно пошел по кругу.
– Что-то видишь? – спросил.
– А ты нет? – у Цифраль был странный, мечтательный голос. – Так красиво…
Вуко взглянул на феечку. Она танцевала в воздухе, оставляя позади шлейф искр, переливающихся, словно бриллиантовая пыль.
– Что здесь происходит? – спросил он.
Не происходило ничего. Он осторожно присел, дотронулся рукой до земли. Разгреб слой снега и наткнулся на замороженную гальку, покрытую кляксами лишайников.
Ничего особенного.
– Не видишь? – спросила Цифраль восхищенным голосом.
– Не вижу.
– Это в дереве. Подойди к дереву.
Он подошел и аккуратно коснулся ствола.
– Да… – сказала Цифраль. – Именно…
И взорвалась, будто фейерверк.
И тогда мир раскололся подобно зеркалу, на миллионы крутящихся обломков, за которыми была темнота.
Взорвался мириадами радужных искр.
Превратился в смерч, а потом с треском сложился снова.
Драккайнен стоял посреди полянки, настороженный и замерший, но, похоже, живой.
– Внимание… – сказала ему Цифраль прямо в ухо. – Теперь ни о чем не думай. Ни о чем конкретном.
– Где ты? – спросил он дрожащим голосом.
– Где и всегда, – ответила она. – Внутри тебя. Взгляни вокруг. Теперь видишь? Не думай… Не желай… Просто смотри…
Его ладони, рукава кафтана и все вокруг было наполнено микроскопическим сиянием, точно усыпано бриллиантовой мукой. Он пошевелил ладонью, оставив едва заметную полосу, переливающуюся всеми цветами радуги.
– Что-то происходит с моими глазами, – сказал Вуко.
– Да… – подтвердила она. – Они открылись.
Сияние окружало его тело, ложилось под ноги и покрывало встающие вокруг скалы подобием переливчатого мха. Пронизывало воздух чем-то вроде морозного тумана посреди лапландской зимы. Как завеса из микроскопических, сверкающих иголочек льда, тянущаяся к небесам.
– Не двигайся, – прошептала Цифраль. – Не думай. Не желай. Просто смотри…
И он смотрел. Окружавшая его радужная туча несла что-то гипнотическое, словно картинка калейдоскопа, танец мушек на внутренней стороне уставших век.
– Еще минуту… – выдохнула ему прямо в ухо Цифраль. – Все прекрасно. Подожди еще… Не думай… Смотри…
И он ждал. И смотрел.
– Не бойся.
Он не отвечал.
– Сейчас, – зашептала она, – мне придется на миг лишить тебя сознания.
– Что…
– Ш-ш-ш… Так нужно. Не бойся. Сейчас ты вернешься.
– Что происходит?! – он не мог шевельнуться. Стоял, пойманный в случайной позе, окаменев, будто вновь сделавшись деревом.
– Тихо… Доверься мне…
Он хотел протестовать, но угас как свечка.
Тьма. Прошитая слабым, колеблющимся светом лампадок.
Он сидит со сплетенными ногами, голый, на круглом диске – и не может шевельнуться. Диск гладкий словно обсидиан, словно черное зеркало, медленно вращается. Вокруг в темноте встают скалистые стены пещеры.
Он видит собственные руки, опертые на худые колени, ладонями наружу.
Перед ним двигаются скальные стены, тронутые лишь мягким светом язычков пламени.
Открывает рот, хотя, собственно, такого намерения у него нет.
– Да… – слышит чужой, скрипучий голос, который эхом отражается от потолка. – Сейчас… Случилось.
Тьма.
А во тьме на вершине горы пылает дерево. Огромным гудящим костром, отбрасывающим свет на все окрестности. Пылают ствол, сучья и ветки. Резко и страшно, словно облитые напалмом.
И движутся. Ветки движутся среди моря огня сонным, отчаянным движением. А между ними видно голову с широко открытым ртом.
Дерево кричит. Жуткий вопль эхом разносится по горам.