В сердце тьмы - Страница 51

Я спустился к реке, чтобы умыться, в одной набедренной повязке, со свертком, где лежали желтые одежды синдара. Прихватил и шпионский посох. Решил с этого времени не выпускать его из рук.

Я нашел округлый заливчик, полный камней и обросший кустами, с радостью погрузился в прохладную воду. У меня не было мыльного камня, масла или хотя бы поташа. Но и сама вода принесла облегчение. Успокоила мышцы, смыла пот. Только укус на бедре прошивал рвущей болью, странно острой, будто стражник был ядовит. Ранки уже не кровоточили, но кожа вокруг припухла и почернела.

Холодная вода могла творить чудеса. Конечно, я предпочел бы чистую, кирененскую баню с полированными камнями или деревянными бассейнами, наполненными теплой, пахучей водой. Но годы в Доме Стали привели к тому, что я привык к ледяной купели и потому не чувствовал особой разницы.

Я одевался, когда внезапно услышал плеск воды.

Замер с поясом в руках, одетый только в штаны и сапоги. Очень тихо присел, потянувшись к посоху.

Плеск повторился: то ли животное вошло неподалеку в реку, то ли плыла лодка.

– Я Гульдей! – крикнул кто-то. – Я неопасен и ловлю рыбу! Меня совсем нет нужды бить палкой! Палка не нужна!

– Покажись, – сказал я и медленно встал.

Из-за скал показался нос долбленки, мелкая ладошка ухватилась за скалу.

А потом лодка вскользнула в заливчик. Сидел в ней сморщенный, худой человечек с загоревшей бронзовой кожей. На нем была только набедренная повязка.

Я отступил на шаг, опер посох о скалу, чтобы иметь возможность быстро его схватить, потом надел рубаху и куртку. Это заняло мгновение, при этом я не спускал глаз с рыбака. Ветер утих, и мне казалось, что больше тут никого нет.

– Чего ты хочешь, Гульдей?

– Я тут законов не нарушаю, пусть все станет единым! Лишь плыву к рыбным садкам, освященный синдар.

– А зачем тебе рыба, Гульдей? Ты разве не знаешь, что Мать не позволяет есть тела детей земли? Ты из какой касты?

– А кто говорит, что есть? Я не ем тел! Я всего лишь собираю водную капусту. И все отдаю в храм, как говорит закон. Рыбами я прижимаю водоросли, чтобы их не унес ветер. Хочет ли освященный синдар рыбу? За медяк?

– Мне не нужна рыба, Гульдей. Я лишь бедный странник. Выпусти рыбу. Она тоже хочет жить! Ты не знаешь, что торговля – грех?

– Я не торгую! Я не торговец! Я Гульдей. И я – карахим, пусть все станет одним! Я не хотел торговать. Это грех! Я не грязный хирук! Но если бы я оставил здесь немного водяной капусты и прижал ее рыбой, чтобы ветер ее не развеял, а освященный синдар ее нашел и сам бы выпустил рыбу, пусть все станет единым, то это ведь никакая не торговля! Даже если освященный синдар потеряет где-нибудь здесь, на камнях, медяк!

– У меня нет медяка, Гульдей. Да и что бы ты с ним делал? Уже нет денег.

– Сегодня нет, завтра – будут. Храм, да хранит его Мать, говорит: кто не работает во славу Матери, тот и не ест. Нынче записывают на досточках, кто работает – и царит беспорядок. Но если тот, кто работает, будет получать медяк, и за него сумеет получить на своей улице еду из общей кухни.

– Я говорил, что у меня нет медяка. Могу потерять три сушеных медовых сливы.

– А не мог бы благородный синдар потерять полоску сушеного мяса? Знаю, что этого нельзя есть, но в дороге на славу Матери – другое дело. Силы нужны.

– У меня нет ничего такого.

– Тогда пусть синдар потеряет сливы, а я потеряю немного капусты и прижму ее рыбой. Но за сливы прижму ее меньшей рыбой.

– А делай, что пожелаешь. Я оставлю сливы и уйду, потому что там меня ждет повозка и остальные синдары.

На самом деле, я должен был его убить, но мне это надоело. Хватит крови. Даже если он скажет, что видел над рекой синдара, что с того? Это маленький худой ловкач. Наверняка все привыкли, что он здесь крутится и ко всем пристает.

Я подождал, пока он отплывет и плеск его весла стихнет выше по реке.

Забрал рыбу, а к ней – зеленые матовые побеги с острым запахом. По дороге к лагерю почувствовал, насколько я голоден.

Брус распереживался.

– Это худо, что ты его не убил, Арджук.

– Труп – след куда худший, чем разговор, ситар Тендзин. У нас есть легенда. У нас есть паспорта. У нас есть даже подорожные бумаги, причем из столичного храма. Не можем оставлять за собой тропу из трупов. Сегодня я уже убил двоих! Может, хватит? Он продал мне рыбу! И сам станет сидеть тихо, потому как, если узнают, его накажут!

– Это не игра, Арджук, – сказал Брус, мрачно разглядывая вязку рыбы, завернутую в листья и скворчащую на плоских камнях. – Ты не знаешь, как близко мы разминулись со смертью. Да и со мной не все в порядке, и я не знаю, как будет дальше.

– Может, самое время рассказать, что там случилось?

– Некогда я был разведчиком в легкой кавалерии, – сказал он. – Кроме прочего. Делал всякое. На нассимской войне и раньше. И во время восстания Хромцов в Ихальгаре. Как и нынче, я тогда странствовал, переодевшись или прячась от людей. Мы похищали командиров и курьеров, разгоняли табуны, жгли мосты, порой нападали из засады на отдельные отряды. Скрыто убивали врагов поважнее. Нужно было часто переодеваться и притворяться кем-то другим. У меня есть дар, Арджук. Я не притворяюсь тем, в кого переодеваюсь. Я им становлюсь. Конечно, я помню и то, кто я на самом деле и что здесь делаю, но где-то внутри. Глубоко. Оттого, переодевшись жрецом, я сделался жрецом. Но случилось кое-что большее.

Он замолчал. Я ухватил щипчиками скворчащую рыбу и перевернул ее. Побеги делались мягкими и ароматными, через минуту-другую еда будет готова. Я потянулся за ножом и разрезал напополам сочную сливу. Недолго раздумывал, не приготовить ли мне еще и орехового отвара. Когда человек обманул смерть, нужно праздновать. Хотя бы во славу Творца. И я все еще жив! Все еще иду в мире. Все еще Странствую-Вверх.