Я с трудом встал и расшнуровал штаны.
Рана была неглубокая, кровь шла из нескольких ранок, оставленных зубами, но вокруг них уже появился большой красно-фиолетовый синяк. Никогда ранее я не чувствовал такой боли. У меня потемнело в глазах, и казалось, что я упаду. Мирах сбежала.
Нет, не сбежала, а брела с трудом, спотыкаясь и раскачиваясь, с плечом, прошитым стрелой.
Опершись о перевернутую повозку, я сблевал от боли и усталости.
Вокруг лежали пять скорченных трупов храмовых стражников, ржавая дорога забрызгана была кровью, почти невидимой на фоне красной пыли.
Тем временем Мирах ковыляла прочь, двумя руками держа железную шкатулку.
Лук того, с которым я сражался, был сломан, но второй лежал на земле неподалеку.
Все еще постанывая, я указал на убегавшую девушку.
Она меня узнала.
У нее была шкатулка.
Она потеряла своих людей.
Не могла вернуться в Башню.
Мирах была довольно далеко, когда Брус деликатно потянулся и отобрал у меня лук.
Достал стрелу, не спеша провел перышком по губам, словно целуя его, а потом натянул лук и выстрелил, почти не целясь.
И промазал. Стрела мелькнула над головой девушки и воткнулась в холмик неподалеку. Я услышал проклятие, а мигом позже Брус натянул тетиву во второй раз. Стрела свистнула в воздухе и попала беглянке в спину.
Мирах вскрикнула и застыла, напрягши тело, – но не выпустила шкатулку и не упала.
Тело, которое я когда-то целовал… Она пыталась идти дальше, уже неловко, едва переставляя ноги. Ноги, которые когда-то…
Внезапно она уселась на землю и наклонилась. Я думал, что она падает, но увидел, что ее руки рвут завязки, а потом морочатся с замко́м шкатулки.
– Она открывает ящик… – сказал я с удивлением.
– Быстро! – Брус с криком потянул меня по другую сторону ущелья.
Мы упали сразу за телами онагров. Один из них был мертв, второй еще дергался и храпел, фыркая кровью. Я выглянул из-за животного и сумел рассмотреть, что Мирах не удалось открыть шкатулку. Слабеющие, окровавленные пальцы бессильно скользили по железной скобе, голова то и дело падала на грудь. В этот момент Брус схватил меня за загривок и потянул назад на землю.
– Лежать! – заорал он яростно, и тут на нас обрушилось сияние.
Словно внезапная молния. Сверканье ртутного света. И странный, бесшумный удар, будто сотня муравьиных укусов на коже.
Я скорчился, ожидая грома, но не услыхал его.
Только переливчатый свет, который через миг-другой исчез, а в том месте вспух пузырь разорванного воздуха, который внезапно лопнул и раздался во все стороны, освобождая ураганный ветер.
Его порыв ударил в нас с рыком лавины, засыпал клубами пыли, раскатывая валуны, словно были это сухие листья.
Дуновение рвануло спутанных животных, за которыми мы прятались. Над нами пролетело тело одного из стражников, повозка снова с грохотом встала на колеса. А потом – тишина.
И только свет сделался странен, точно близилась гроза.
Я привстал и увидел, что над умирающей Мирах на небе формируется круг темных туч. Концентрические, медленно вращающиеся круги цвета пепла и свинца, пронизанные молниями.
А в центре появилась черная дыра, словно гигантский глаз.
С земли же все выше поднимался крутящийся столп рыжей пыли. Ни Мирах, ни шкатулки не было видно, а там, где она умерла, все сделалось белым, будто засыпано пеплом. Еще я заметил поседевших птиц, которые неподвижно висели в воздухе, словно подвешенные там.
А потом земля начала проваливаться. С грохотом и шелестом она западала в появившуюся из ниоткуда дыру, и та быстро увеличивалась, пока не возник кратер шириной в десяток шагов.
– Уже успокоилось, – сказал я Брусу.
– Лучше не смотри туда! Вещи не изменили свою природу?
– Появилась странная туча, – сказал я.
И тогда начался дождь, теплый и красный, словно кровь.
Брус вскочил на ноги.
– Уходим отсюда. Ты можешь идти?
– Могу, – ответил я. – Но медленно. Очень нога болит.
Туча принесла неестественную темноту и странную, ледяную духоту. Мы забрали шпионские посохи и корзины, надели шляпы путников, накинули плащи-дождевики, которые тут же покрылись красными пятнами.
И мы ушли, стараясь не оглядываться.
Кровавый дождь поливал, но не слишком долго, как и бывает при грозе. Потом он прекратился, но мы продолжали идти. Хромая и опираясь на посохи, маршировали, пока мрачная, клубящаяся туча не осталась далеко позади.
Скоро вновь вышло солнце.
– Если бы она сумела открыть шкатулку, мы бы не выжили, – отозвался Брус.
– Что это было? – спросил я, чувствуя облегчение то того, что он снова говорит нормально.
– Они говорят, то имя богини, – сказал Брус мрачно. – Но я думаю, это просто проклятая земля из урочищ. Они – деют. По крайней мере – хотят этого. Хотят творить чудеса, как пророчица. Каждая Башня и каждая жрица. А ты увидел, как рождается урочище. Потому я думаю, что нынче мы можем немного отдохнуть и снять одежды жрецов. Думаю, этим трактом еще долго никто не сумеет ходить.
Я нашел соответствующее место, прикрытое скалами на вершине небольшого взгорья, и мы с облегчением сняли корзины.
Кровавые пятна на наших плетеных тростниковых плащах высохли, оставив лишь ржавую мелкую пыль.
– Смотри, – показал я. – Это не кровь. Просто ветер подхватил пыль дороги и смешал ее с дождем.
Брус взглянул на мои пальцы и тряхнул головой. Казалось, его вот-вот снова начнет бить дрожь.
– Я разожгу огонь, – сказал он. – Сожжем жреческие тряпки.
Я с радостью сбросил с себя портки и куртку прыщавого Агирена Кысальдыма. Надеялся, что более никогда о нем не услышу.