В сердце тьмы - Страница 42

Я шел за девушкой, которая в одной руке несла тяжелую корзину с крышкой, во второй – лампу. Небо над вьющимися коридорами лабиринта сделалось черным, лишь тусклый огонек освещал нам дорогу.

Девушка шла впереди и молчала, а я был благодарен за роль идиота. Мне ничего не нужно было говорить или делать. Только глуповато улыбаться, чесаться и ковырять в носу. Это было легко.

Она без раздумий поворачивала в коридоре и уверено выбирала дорогу между стенами, что скручивались, будто кишки овцы, а потому до места мы дошли за несколько минут. Я все время с колотящимся сердцем вслушивался, уверенный, что вот-вот – и случится что-то неожиданное. Раздастся звон, звук рога, или просто-напросто придут жрецы или храмовые стражники, чтобы меня схватить. Я знал, что стану сражаться. Но знал и сколько это продлится. Ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы загнать меня в слепой закоулок, даже если я раздобуду оружие. Решил, что если сумею вырваться за стену, не буду пытаться переходить через проклятый мост. Сбегу в степи, может, найду еще мост или брод.

Однако пока ничего не происходило. В лабиринте стояла тишина, порой прерываемая писками ночной птахи. Мы добрались до места, адептка склонилась, входя в келью, а потом я услышал, как она высекает внутри огонь. Заколебалось пламя, комнатку залил теплый желтый свет.

Я пал на колени перед статуэткой Госпожи Страды и уткнулся лбом в пол. Адептка зажгла фитиль второй лампы, той, что освещала нишу с фигуркой, а потом наклонилась над корзиной.

– Ты умеешь говорить? – спросила она. – Отвечай! Можешь носить куртку адепта, но это я дочка земли, и ты должен меня слушать!

Я мечтал, чтобы она побыстрее ушла. Взглянул на нее как можно более испуганным взглядом, глуповато разевая рот в надежде, что она отстанет. Но выглядело так, что она не собирается отступать.

– Отвечай, говорю! Умеешь говорить?

– Ну, – сказал я.

– Сколько тебе лет?

– Будет двадцать, – соврал я. Но бедняк из Кысальдыма не выглядел бы в семнадцать так, как я.

Она открыла корзину и стала вытягивать оттуда накрытые крышками миски. Сказать честно, мне казалось, что желудок мой умер, и я сомневался, что в состоянии хоть что-то съесть. В корзине находилось и еще кое-что – упакованное в сверток немаленьких размеров, к которому она не прикасалась и которого, как мне показалось, боится.

– А кто тебе так голову побрил? Боевая колесница? Как тебя зовут?

– Я – Агирен. В храме брили. А в дороге я сам брил, потому что отросло.

– Ты не такой уж и прыщавый, Агирен. И не говори «я», а не то ударю.

– Меня так сызмальства зовут.

– Оставили тебе имя? Так может, ты и дальше – пес, а? Тебя охолостили?

– Я лунный пес, – согласился я.

– Покажи-ка! – она внезапно потянулась мне между ног и ощупала штаны. Я почувствовал себя так, словно в меня плеснули кипятком. Отскочил и заслонился.

– Нельзя! – крикнул я хрипло, вращая глазами. Все это мне надоело. Охотно оглушил бы ее.

– Вот же дурень! Это тебе нельзя. Я дочка земли, мне все можно. И ты должен меня слушать! Покажи-ка… Ну вот. Все тебе оставили… Что ж такое. Непорядок, Агирен. Не знаешь разве, что в этом сидит зло?

– Не прикасайся, – сказал я. – Нельзя. Мастер будет меня бить.

– Еще сильнее он тебя побьет, если узнает, что ты меня не послушал.

Я не понимал, что ей нужно, но предчувствия были самые дурные. Я отодвинулся от нее под стену, но она тут же подползла на четвереньках и снова потянулась мне между ног. Я заслонился, и тогда она ударила меня по лицу и отодвинула мою руку.

Я взглянул на ее корзинку, которую мне удалось пнуть, пока мы толкались. Платок, обертывавший сверток, слегка разошелся, и сквозь щель на меня взглянуло почерневшее железо, перечеркнутое красным шнурком с красной восковой печатью.

Все стало ясно. У нее была шкатулка, идентичная той, которую везли мы.

Мне пришло в голову, что, возможно, лучше позволить девушке и дальше делать то, что она делала, и дать ей возможность подменить пакет. Тогда нас быстренько вытолкают в дальнейший путь. Вот только на мосту будет торчать ошалевшая Ведающая со своим «глазом на ладони». Потом мне внезапно пришло в голову, что, будь я на их месте, мне пришлось бы убить посланников. Это как игра в таргисс. В своей голове я увидел расклад пешек и представил себе все движения, по очереди. Она даст мне удовольствие и, пользуясь моей невнимательностью, незаметно подменит шкатулки. А потом запугает. Ведь бедный кретин знает, что ему грозит за общение с женщиной без согласия богини. Знает также, что никто не поверит сыну луны, адепту низкого ранга, к тому же идиоту. Значит, он будет сидеть тихо. Но странники отправятся дальше, а на месте окажется, что шкатулка не содержит ни Имени, ни писем, или что там могло быть? Сразу станет ясно, чье это дело. Те, кто должен получить посылку, такое не спустят. Я сомневался, что они посчитали бы это славной шуткой и лишь погрозили пальчиком ловкой архиматроне, которая позаботилась о своем храме. Это безжалостно, но я видел результат, будто рассчитывал какой-то пример. Было лишь одно решение. Смерть посланников. Посылка не доберется до места, но можно сказать, что она не добралась и сюда. Хуже того, раньше или позже кто-нибудь найдет два трупа, лежащие в овраге под городом. А мы – накормим богиню, а наши кости украсят еще одну комнату. Эта интрига могла завершиться только так.

Я продолжал сопротивляться, но девушка тоже не зевала, а я не видел женщин так давно, что казалось, с того момента прошли века. Она стиснула руку, подняла голову, глядя на меня прищуренными глазами, с легкой озорной улыбкой чуть приоткрытых губ, и я снова почувствовал, что несмотря на выбритый череп, несмотря на украшающие ее лоб и щеки спирали, она кажется опасно, явственно знакомой. И это испугало меня еще сильнее.