В сердце тьмы - Страница 87

Драккайнен уселся на валуне, выбрал булыжник, лежащий на соседней скале. Один из тех раздражающе-грибовидных, что попадаются среди меловых скал. Кажется, должны бы уже давным-давно упасть, но стоят тысячелетиями.

Протянул руку.

– Чувствую себя идиотом, – признался. – Нужно что-то сказать? Абракадабра?

– Не знаю. Сконцентрируйся. Как тогда, когда сдвинул подкову.

– Я не сделал ничего особенного. Просто сидел какое-то время с вытянутой рукой.

– Падай… – прошептал. – Падай! Pudota! Alas!

Ничего не происходило, кроме того что начало моросить. Он стал представлять, как трескается структура скалы, кристаллические формы минералов, даже как рвутся атомарные связи. А потом – потерял терпение.

Встал, укутавшись плащом, и двинулся вниз. Уходя, зачерпнул горсть мерцающего воздуха, словно лепя снежок, и махнул рукой в притворном броске.

– Perkele kallio! – процедил. – Jebal tebe pas! Пойдем, Цифраль!

Грянуло, будто выстрелила мортира. Фундамент камня рассыпался тучей острых обломков, булыжник кувыркнулся и упал с визгом раздираемого воздуха. Едва он успел с оглушительным шумом грохнуться в склон, упал и каменный шпиль. Развалился на несколько частей и медленно, как взорванный дом, осунулся, подняв клубы пыли.

А потом склон ожил. С ужасающим грохотом лавина камней, скал и обломков покатилась вниз по узкой долине, давя все на своем пути, пока не дошла до леса. Кроны деревьев величественно склонились. Туча седой скальной пыли накрыла деревья, словно паводковая волна, несколько из них рухнули с треском.

Продолжалось все с минуту, потом установилась тишина, прерываемая лишь карканьем возмущенных птиц, клубящихся над окутанным пылевой тучей леском. Часть склона изменилась до неузнаваемости.

Драккайнен лежал на тропе в странной позе, свесив ноги со склона и судорожно вцепившись в куст, седой от пыли. Подтянулся, снова взобрался на тропу. Потом сел, выплевывая песок. Его лоб был рассечен, плечо саднило, а из ладоней торчало несколько обломков камня, узких, словно иголки. Он вытянул их зубами и посмотрел на разрушенный край леса.

– Jebem ti duszu… – проворчал. – Надеюсь, никто не шел туда за грибами. Это что, типа от того броска?

Он собрал куда меньшую порцию кружащего вокруг бриллиантового тумана и метнул в другую скалу.

Ничего не произошло, лишь нимб вокруг Драккайнена слегка заволновался.

– Мне нужно потренироваться, – заявил Вуко. – Главное, на пустошах.

– И чему ты так радуешься? Что разрушил скалу?

– Нет. Это я сделал непроизвольно, к тому же непредвиденно. Это поражение, не успех. Действует как граната, а мне нужен пистолет. Нет, я радуюсь потому, что жив. Вошел в урочище – и до сих пор жив. Это, знаешь ли, вдохновляет.

Он спускался с горы широким шагом, а потом остановился и запел во все горло вибрирующим балканским голосом:

– Hej, doktore-e-e! Srdce mne bole-e! Na ljubavi nema lijeka, ne pomože apoteka, hej, hej, hej, doktore! Ja – hou!

Цифраль глядела на него отчасти огорошенно, отчасти – со страхом.

Дом Песенника стоял, как они его оставили. Вжатый в скалу, словно трухлявый гриб, окруженный кривыми столпами менгиров. Внизу гремел водопад, поднимая тучи водяной пыли.

– Привет, Бондсвиф! Я вернулся! – крикнул разведчик весело. Ответила ему тишина, шум водопада и странное поскуливание.

Вуко вошел за каменные столпы слегка обеспокоенный и остановился.

– Глиффнак? – спросил неуверенно.

Йети сидел, свернувшись клубком под частоколом, раскачивался и, похоже, плакал. Слезы ручьем текли по плоской сморщенной морде, капали с ощеренных медвежьих клыков.

– Что с тобой, Грендель? – спросил Драккайнен, чуть менее жестко, чем обычно.

– Больно… – всхлипывало чудовище. Говорило невнятно, но понятно. – Хочу к папе…

– Jebem ti majku… – пробормотал Драккайнен, бледнея как стена. Перед его глазами встало воспоминание о менгире из урочища. Менгире, с которого свисала цепь, заканчивающаяся кандалами. Прекрасное место, чтобы приковать там беременную женщину. Тем, кому нужен ее мутировавший в чудовище ребенок – чтобы охранял и рекламировал его умения.

А теперь несчастный обезьяночеловек страдал и тосковал по своему отцу. Бриллиантовый туман вокруг разведчика словно загустел и стал вращаться, как частицы вокруг атома.

– Бондсвиф! – рявкнул Вуко и двинулся к дому.

Двери отворились, едва он протянул руку, но он даже не заметил этого. Деревянный засов оглушительно треснул, кусочки его шрапнелью ударили в стену.

Бондсвиф вскочил со своего любимого места у очага, выпустив кувшин, и молниеносно потянулся к кривому костылю. Слишком поздно.

Драккайнен почувствовал мурашки по коже, словно окружающий его нимб стал ощутимым. В первый миг не обратил на это внимания. Силы урочища, магический туман и прочая ерунда выветрились из головы. Он собирался ухватить мага за глотку, ударить о стену, а может, просто пнуть. Потом посмотрим, что будет.

Несколько секунд по комнате металось торнадо. В воздухе летали битые осколки кувшинов, тряпки, куски меха и мебель, что поменьше. Стойка со странным, парадным доспехом опрокинулась навзничь, будто сомлев, копья рядком воткнулись в стены, полный кувшин пива взорвался, точно в него попала ракета – разбрызгивая содержимое по стенам.

Драккайнен, игнорируя все это, перепрыгнул стол, ухватил Бондсвифа за глотку, воткнув большой и указательный пальцы ему по обе стороны от кадыка – так, чтобы пережать сонную артерию.

– Ты оставлял ее в урочище?! – крикнул ему. – Хотел, чтобы родила тебе чудовище, pasi kurču?! Где его родители, скотина?! Что ты с ними сделал, сука?!