В сердце тьмы - Страница 48

– Ищите шкатулку! – раздалось вдали, и тогда я узнал голос Мирах. Адептки, которая могла быть Мирах.

И тогда некто ударом меча отбросил зонтик, под которым я корчился.

И я позволил огню взорваться.

Я выстрелил из своего укрытия как свернувшаяся змея. Палица свистнула в воздухе, когда я был еще в полете, ударила солдата сверху, в запястье, кость треснула, мои ноги впечатались в землю среди его воплей, второй конец палицы попал ему в кадык, враг рухнул спиной на мое бедро, кувыркнулся и грохнулся оземь, вздымая облачко пыли.

Второй прыгнул на меня с мечом, поднятым к виску острием вперед, и с выставленным плечом. Как тот, кто привык укрываться за щитом.

Я провернул кольцо, сзади щелкнуло, я крутанул посохом, который уже стал копьем. Уклонился, ударил, парировал древком и пнул мужчину в колено, уклонился, снова парировал, клинки звякнули, и мы отпрыгнули друг от друга.

У него была рассечена ладонь, кровь начала капать на землю, в пыль, поднятую нашими ногами. Мы стали кружить друг вокруг друга, словно собаки. Все это длилось миг-другой. Странный, растянутый во времени миг. Тот, кого я свалил, еще не сумел встать, третий, что сидел над Брусом с мечом в руке, смотрел на нас с удивлением, но уже прыгал в мою сторону, я видел его распахнутый в крике рот, слышал, как Брус бормочет в маску: «Темножители! Свиньи расколотого мира! Гнев Матери!»

Мы снова схлестнулись, внезапно и яростно, меч щелкнул о твердое древко, удар, блок, укол копьем, уклонение, удар, уклонение.

Словно кто-то – внезапно и быстро – заиграл на кебирийских барабанчиках. В странном, диком ритме танца пустынных воинов.

И снова тишина.

Третий прыгнул ко мне, но остановился на полушаге, схваченный лежащим Брусом за пояс. Они свалились на землю, Брус рычал молитву, словно это было проклятие.

Мы снова кружили друг вокруг друга. У моего противника было широкое загоревшее лицо со шрамом, что вился через щеку и по подбородку, разорванная рубаха разошлась, открывая украшенную татуировками грудь, по которой текла кровь из неглубокой раны. Его глаза напоминали продолговатые капли застывшей смолы.

Он уже не был в стойке пехотинца. Кружил, склонившись на полусогнутых ногах, выставляя клинок вперед, будто нож. Это ветеран больших дорог, бедных переулков, поножовщин и шулерства. Он провел десятки схваток, но не мечом – и не с противником, держащим копье.

Тот, кого я повалил первым, стал подниматься, тряся головой и хрипя, держась рукой за горло. Лучники уже подбегали, я слышал топот их сандалий за повозкой.

Они уже поняли, что все пошло не так, как задумывалось.

А потом я слышал только барабанчики, играющие на тренировочном, покрытом стриженой травой плацу. Спокойный голос Мастера Войны, и флажки, бьющиеся на весеннем ветру. Полированные древки в руках и отзвуки барабанчиков. Военный танец.

Я перестаю думать.

Мое тело само знает, что делать. Копье поднимается, крутится в моих руках, живет. Оно – часть меня. Мое тело танцует в ритме барабанчиков.

Которых давным-давно нет.

Они сгорели вместе со дворцом, далеко отсюда, очень давно.

Но я слышу их внутри себя.

Мои стопы ударяют в землю, древко крутится в руках.

Стойка лошади. Удар ласточки, шаг третий, поворотный прыжок, укол.

Все – за долю мгновения.

Я прихожу в себя, стоя в облаке пыли, в низкой стойке текущей воды, с копьем под мышкой, острием, направленным назад. Лицо забрызгано кровью, но у меня ничего не болит.

Я не могу шевельнуть копьем, словно его кто-то держит.

Тот, что стоял передо мной, вдруг выпустил меч и отступил. Раскачивающимся, странным шагом, точно кукла. Совсем как если бы решил уходить домой.

Он схватился за борт перевернутой повозки и рухнул за ней, покатившись по земле и прикрываясь судорожно ухваченной попоной, из шеи его ударил фонтан крови.

Барабанчики бьют все тише.

Я сделал шаг вперед и развернулся, одновременно таща за собой плененное копье, которое с хрустом из чего-то вышло.

Второй нападавший мягко, будто мокрая сорочка, повалился на землю.

Неподалеку еще один продолжал сражаться с Брусом.

С мокрым лицом и задыхаясь, он вертел мечом, рубя и коля, но Брус танцевал перед ним в уклонениях, и клинок резал только воздух. Выглядело так, словно мечник пытался попасть по летающей осе. Но Брус держал перед собой лишь железный знак сколопендры и хрипло молился Праматери.

Маска сидела на его голове криво, под глазом металл был вогнут от удара, но, похоже, Бруса он спас.

Я не успел сделать и шага, когда скрипнули тетивы.

– Кинь копье! – услышал я голос Мирах.

Две стрелы смотрели прямо мне в лицо, я почти чувствовал острое прикосновение их наконечников.

На момент все замерли.

Тот, что сражался с Брусом, подошел к нему и рывком сбросил с него маску, после чего поднял меч горизонтально, целясь Брусу прямо в кадык.

– Стоять! – процедила адептка. На ней была дорожная одежда синдара и бурый плащ с капюшоном. Бритую голову она укрыла под платком.

– Этот щенок убил Шингея, – сказал лучник странно дрожащим голосом, подтягивая стрелу к уху. Его рука чуть дрожала. – Мой брат мертв. Я говорил, что когда мы поднимем руку на жрецов, случится несчастье.

– Хара! – рявкнула она. – Это лишь лунные псы! Благословение Матери с нами.

– Вижу, – пробормотал тот. – Копье летает в его руках как освященное.

– Брось копье! – повторила она.

Я смотрел на человека, который целился клинком в шею Бруса, продолжавшего сжимать в горсти железную сколопендру. Мой соратник стоял неподвижно и вдруг показался мне стариком. Выхода не было, но пальцы не желали слушаться. Если я выпущу оружие, снова перестану быть человеком. Стану животным, которое можно безнаказанно резать. Отчаянно блеющей овцой.