Древо – это дерево.
Карлик еще раз вытирает ладони о штаны и с усилием поднимает топор.
А потом разворачивает его и лупит обухом по концу торчащего из Ствола серебристого ясеневого копья, словно заколачивая гвоздь. Глухой, деревянный стук прошивает молчание ледяного воздуха осени. А потом – снова и снова.
Где-то высоко каркает ворон. Через какое-то время слышен скрип, звучащий словно отчаянный, протяжный стон. Трещат зажатые вокруг древка волокна лыка и белые слои древесины. По гладкому Стволу с отпечатанными кровавыми следами ладоней ползет ручеек сока. Копье начинает двигаться, все глубже втыкается в Ствол.
Не слышно отчаянного, дикого крика, ничего не отражается эхом, не летит над горами. Древо молчит.
Древо – это дерево.
Копье входит в ствол все глубже, по самый разбитый обухом кончик древка. Воронова Тень откладывает топор и обходит Ствол. Упирается ногой, стонет от усилия, но деревянный прут сидит крепко. Его держит вся сердцевина Ствола. Карлик дергает древком вверх-вниз. Осторожно, но сильно. Старается расшатать твердый ясеневый кол в ране Древа, словно больной зуб, однако не хочет его сломать. Не слышно стонов, криков, рыданий и мольбы о пощаде.
Древо – это дерево.
Деревья не кричат.
Слышен только треск лопающихся волокон. Карлик падает на спину, копье катится по земле.
– Я продаю деющие предметы, – поясняет он, вставая на ноги. – Не знаю, что оно может сделать, но я чувствую, что в нем есть сила. Может, ввергнет владельца в несчастье, а может – оно никогда не промахивается, если бросить его во врага. А может, оно превратит его в дерево? Назову его Копьем Дураков.
Вертит копье в руке, сует его одним концом под мышку, а потом смотрит вдоль древка. Наконец упирает его в землю и большим пальцем критично проверяет состояние наконечника.
– Ты некогда просил совета, Спящий-в-Дереве. И сейчас я дам тебе совет. Ты больше не сыграешь со мной на него в «короля». Ты проиграл свою партию. Но знаешь, что сделать, чтобы выиграть, когда уже проиграл?
Карлик вбрасывает копье в тележку и сует его между узлов, но древко торчит наружу, выступая из короткого ящика. Стоило бы обвязать его красной лентой.
– Тогда нужно сбить фигуры и расставить их снова. Когда проиграл – выиграть можно, только начав сызнова.
Он садится под своей повозкой, опираясь о колесо, и поигрывает топором, перебрасывая его с колена на колено.
– Дам тебе совет. Послушай, может, будет тебе с него толк, хотя я сомневаюсь. Никто не сможет вытащить тебя из дерева, точно так же, как никто не мог показать Деющему с рыбьими глазами, как оживить железные тернии. Он шел по стране в одной куртке, даже без меча. Ходил, где хотел, а теперь ему кланяются сотни Людей Змеев. Он сидит в своем железном дворе из кос и топоров, а ты спишь в дереве, и на тебя мочатся волки. Отчего так случилось? Чем он отличается от тебя? Вы настолько отличались там, откуда прибыли? Он приказывает туману, лепит из него тварей и наводит на Змеев безумие, а ты хочешь справиться с ним, выхватывая меч? Вы оба – извне. И ты, и он. Он поколебал равновесие мира. Он – словно нож, воткнутый в доску для «короля». Когда люди играют с высокой ставкой, порой кто-то тянется за железом. Льется кровь, и кто-то забирает деньги. Но выиграл ли он партию? Идет война богов. Есть те, кому она на руку. И есть те, кто желает, чтобы мир снова стал доской для «короля», а не схваткой на ножах. Они будут советоваться о тебе, но их советы тебе не пригодятся, пока ты спишь в дереве. Ты должен проснуться. Или торчи здесь и жди, пока Деющий с рыбьими глазами обольет твой ствол драконовым маслом. Проснись, Спящий-в-Дереве. Таков мой совет.
Он отвязывает своего жирафьего окапи и распутывает вожжи. Колеса телеги поскрипывают, она осторожно катится по отвесной тропке. Воронова Тень двигается рядом, потом натягивает вожжи и останавливается. Долго ищет что-то в телеге, роясь в тюках.
– Ты дал мне Копье Дураков, Спящий-в-Дереве. Нужно дать тебе что-то взамен.
Он расшнуровывает кожаный мешочек и осторожно достает нечто, что выглядит бесформенным пурпурным грибом-дождевиком, поросшим желтыми колючками. Карлик подбрасывает его на ладони и вдруг быстрым уверенным движением с размаха мечет прямо в деревянное лицо, венчающее Ствол, между двумя тянущимися к бурым осенним тучам Ветвями.
Плод разбрызгивается о поверхность коры, оставив пятно яркого сока и разбросав тучку желтых спор. Воронова Тень хихикает, встряхивает вожжами и сходит тропинкой вниз, за границу мира, пытаясь удержать свою тележку.
– Проснись, Спящий-в-Дереве! – кричит еще раз через плечо.
А потом устанавливается холодная, туманная тишина горной осени. Заходящее солнце обметывает красным плевки снежных шапок.
Проснись. Легко сказать.
Древо не может пошевелиться, не может треснуть или повернуться влево. Древо может расти, может отворачивать Листву от солнца, может ее сбрасывать, когда приходят осенние холода. Может поглощать углекислый газ из воздуха, тянуть из почвы воду с минеральными солями, может насыщаться сладким светом солнца. Может еще молчать, ждать и жаждать.
Древо стоит неподвижно. Оно все еще Древо, но что-то изменилось. Исчезло пробившее его копье. Появилась округлая рана с разбитыми краями, два кровавых отпечатка ладоней и пятно в том месте, где странный гриб ударил в Ствол.
Если терпеливо ждать, может, кто-то еще вырежет перочинным ножом сердечко.
Но изменилось и еще что-то. Что-то такое, что остается незаметным.
В атмосфере поляны есть нечто зловещее. Нечто, чего раньше не было. Вороны взлетают и кружат над обочиной, крича, словно кто-то рвет на куски черные тряпки. Несмотря на холод, воздух дрожит и волнуется, как во время большой жары.