– Оно сильное. Я скрыл его в обожженной глине, чтобы защитить от разума тех, кому неизвестны песни богов. Тут слишком много силы урочища.
– И в чем его сила?
– Я немного проверил, немного додумался. Это оружие Песеников. Должно быть, он тебя испугался, если схватился за копье. Сделал его на тот случай, если бы пришлось встать против Песенника, силой сравнимого с ним.
– Как оно действует?
– Убивает.
Я одаряю Воронову Тень тяжелым взглядом. Уже протягивал ему кувшин с медом, но теперь придержал руку.
– Убивает? – цежу ядовито. – Правда?
Он пожимает плечами.
– Ты спрашивал, как оно действует. Это копье. Можно ли спросить глупее? Ты не знаешь, как действует копье?
– Я спросил, чем оно отличается от нормального. Так трудно понять, о чем я спрашиваю?
– Оно чувствует силу урочища. Его к ней тянет. Как волка притягивает запах крови.
– Значит, когда Песенник мечет его, оно вернется и проткнет его?
– Нет. Тот, кто его делал, не настолько глуп. Оно ищет впереди. Прямо по древку. Достаточно метнуть его в Песенника – и дело сделано. Даже если бросишь легко, оно полетит как стрела. Даже если Деющий начнет убегать, Копье Дураков его догонит, полетит следом и проткнет.
Он отпивает из кувшина, возвращает его мне. Я протираю горлышко рукавом и тоже делаю глоток. Мед теплой волной стекает в желудок и гонит оттуда мороз.
– Откуда ты так хорошо знаешь, как оно действует, Воронова Тень?
Он хитро ухмыляется.
– Потому что я убил Деющего. Хотел испытать его и при случае разрешить старую проблему.
Меня охватывает подозрение.
– И как тот Песенник звался? Как он выглядел?
– Нет-нет, – отвечает он. – Это не был тот, кого ты ищешь. Это был кое-кто, кого я знаю очень давно.
Мы минутку молчим, я пыхаю из трубочки, поглядываю на Копье Дураков.
– Насколько близко нужно подойти?
– Я знаю, что оно действует на Песенника, которого ты можешь увидеть. Возможно, и дальше, но я не пытался. И ты наверняка не можешь метнуть его здесь и полагать, будто копье полетит на Скалистые Вершины. Оно должно увидеть свою цель. А может, должен и ты, как знать? Но когда оно долетит…
Он прикрывает глаза и с наслаждением чмокает.
– …бьет словно таран. Пройдет сквозь любую кольчугу или броню. Втыкается…
– Знаю, – обрываю я его почти жестко. Он не по-хорошему смеется.
– Если оно настолько ценное, отчего он не забрал его назад?
– А ты не знаешь?
– Потому что я был деревом? Он хотел, чтобы оно убило меня, если кто-то снимет заклинание?
Тот качает головой.
– Он полагал, что ты настоящий Песенник. Боялся, что ты сам снимешь чары. Поэтому послал своих людей в горы и приказал им найти Дерево. Чтобы забрать копье и сжечь тебя, пока ты деревянный. Тот, кто нашел бы, мог получить пять молодых невольниц, горшок золота и неделю в Садах Наслаждений.
– Как это искать? Насколько бы я сумел отойти, проткнутый навылет и превращающийся в дерево?
– Все же ты туповат. Помнишь, где ты с ним встретился? Представляешь, где Обиженная Вершина?
– Что?
– Обиженная Вершина! Голая девица, которая обиделась и плачет. Большая гора с сиськами, как ледники! Нужно быть слепым, чтобы…
– Представляю, где это. Названия я не знал…
– А видел ее, когда проснулся, когда вылез из ствола?
…Две затуманенные вершины, жмущиеся друг к дружке, словно ягодицы. Рваная линия скал, затянутая голубой дымкой. Видимые вдалеке два пятна леса, взбирающегося по склонам, горящего королевскими красками осени. Семьдесят три хвойных куста, покрученные так, словно они вышли из-под рук мастера бонсай… Но ни следа от Окаменевших Чудес, ни следа Плачущей Девушки.
– Тогда откуда я там взялся?
– Ты, несомненно, Песенник, только неосознанный. А этот колышек, – он взмахивает копьем, закатанным в керамический валик, – отяжелевший от силы урочища. Ты умирал, хотел оттуда уйти, вот тебя и перенесло. Не спрашивай, как. Ты исчез с моих глаз. Пропал. А он знал, что ты оставался слаб и что далеко тебя не унесло, а значит, ты должен быть где-то в его горах, но не знал точно, где именно.
Я отставляю кувшин.
– Значит, оно тоже может переноситься?
– Не копье! – кричит он раздраженно. – Что за козел! Не копье само по себе, а сила урочища! Сумеешь повторить это без наконечника в кишках?
– Не знаю, – говорю я. – Ладно, что ты за него хочешь?
– Я торговец. Хочу пять гвихтов.
– Ну нет. Ты сбрендил.
– Аакен платит целый горшок золота. Не говоря о прочих вещах.
– Погоди-ка. Копье и так было моим. Ты у меня его забрал.
– Я ведь тебе заплатил!
– Заплатил?! Ты бросил мне какой-то гнилой картошкой в морду! Хочешь, я заплачу тебе так же?
– Это был гриб из урочища! Полный силы. То, что в тот момент тебе было нужно больше всего! Ты предпочел бы тогда золото? Знаешь, сколько теперь Песенники платят за кусочек песни богов? За ее щепотку?! Урочища пусты! Пусты!
Я выбиваю трубку о камень.
– У меня еще остались какие-то деньги в сумах. В доме. Идешь со мной или подождешь?
– Подожду. У меня в повозке ценные вещи.
В переполненном доме непросто было найти нужную комнату. Большую, не слишком заставленную и такую, что никто не использовал как спальню. Он приказал закрыть тяжелые ставни, задернул еще и шторы и пригасил огонь в очаге.
На подворье собралась немалая толпа. Объявленный Драккайненом турнир слегка разгонял зимнюю тоску и обещал немало развлечений.
– Условия простые, – кричал Вуко с деревянной галереи над двором. – У меня на шее амулет. Камень на ремешке. Я сижу один в темной комнате, спиной к двери. У меня только деревянный меч и нож, детский. Кто хочет идти со мной в поход, должен войти сперва в сени, вооружиться такими же мечом и ножом, а потом войти в зал и отобрать у меня амулет. Все равно, как. У меня пять таких камней, и я возьму с собой пять человек, которые сумеют отобрать эти камни. Нельзя использовать другое оружие, чем то деревянное, которое лежит в сенях. Я не хочу, чтобы с кем-то случилась беда. Теперь я туда вхожу – и буду ждать. Предупреждаю: там темно. Удачи.