В сердце тьмы - Страница 100

100

Теперь мы полагались на скорость. Некоторое время гнали так быстро, как только удавалось, чтобы за нами успевали вьючные. Никогда ранее я не видел таких быстрых вьючных животных. Были они уродливы, но адски выносливы. Наши кони тоже предназначались не для парада: низкие, жилистые и лохматые, но быстрые и, казалось, не знающие усталости.

Следопыты старались выбирать дорогу через каменистые пустоши, чтобы там было меньше пыли, но за нами все равно тянулось рыжее облако – на много шагов. В тот миг не было ничего важнее скорости. Мы гнали вперед, а холмы, на которых кирененцы разбили свой лагерь, еще вставали на горизонте. Горы, которые стали нашей целью, казались настолько же далекими и затуманенными, как в самом начале пути.

Я отвык от седла и быстро отбил себе зад, но в тот день не знал усталости, как и наши животные. Вокруг меня тянулись скалистые, пропыленные пустоши, изредка поросшие сухими кустами и кучками острой травы, но я везде видел Воду. Воду, дочь Ткачихи.

Она была невыносимой. Заносчивой и нахальной. Обо всем знала лучше остальных и постоянно обижалась. И все же я везде видел ее лицо. Куда бы ни поворачивался, на меня смотрели огромные ореховые глаза, отовсюду слышал я ее голос.

Наше прощание было недолгим. Ненамного дольше нескольких ударов сердца, когда мы сплелись в отчаянном поцелуе. Наши губы совершенно неожиданно соприкоснулись, я ощутил ее тело, она словно хотела вжаться в меня. А потом вдруг оттолкнула меня, замерла на миг, всматриваясь в мои глаза, дотронулась ладонью до моих губ и сказала: «Ох, езжай уже. Езжай и найди свою проклятую судьбу. Я узнаю об этом, когда мне удастся найти дом и кого-то, с кем я перейду через мосток. Буду знать тогда, что ты справился. А теперь – иди. У меня уйма работы в лазарете».

Оттого я гнал, как безумный, и оставлял за собой след. Это было словно гадание. Чувствовал, что если мне удастся оттянуть от нее упыря Мирах, если она получит шанс добраться до нового Киренена, то и у меня будет шанс сделать то, что мне предназначено. Она же верила в обратное: если повезет мне, то и она найдет дом. Мы были точно гаданием друг для друга. Это глупо, но в тяжелые времена люди умеют найти надежду и в глупейших предрассудках.

Поэтому я гнал вперед, глотая пыль, с чувством, что седло рвет меня напополам. У меня появилась в жизни цель. Я хотел, чтобы где-то среди пахнущих новым деревом клановых домов, среди скал и лесов, в стране, где чувствуется соленый запах моря, в стране, в существовании которой я даже не был уверен, одна девушка связала с кем-то ладони молитвенным шарфом, обменялась ножами и перешла через мосток, чтобы в павильоне влюбленных любить своего избранника при свете ламп, зажженных двумя лучинами. У меня появилась цель в жизни.

Настал час вола, когда один из следопытов поравнялся со мной и ухватил меня за плечо.

– Рысью! – крикнул глухим из-за повязки голосом. – Еще два часа рысью, потом отдых.

– Нет! Слишком близко! – крикнул я. Время текло для меня иначе, и мне казалось, будто мы едва выехали.

– Рысью мы доедем дальше, чем на мертвых конях, парень, – сказал он. – Они ведь – живые существа.

Тогда впервые кто-то заговорил.

Потом снова наступило молчание, фырканье лошадей, топот копыт и клубы пыли.

Позже один из следопытов выдвинулся вперед, остановился и поднял руку.

– Это значит «с коней», – пробормотал Брус, наклоняясь в мою сторону.

Проводник скрестил выпрямленные ладони перед своим лицом и махнул ими в стороны, будто что-то отрезая.

– «Расседлать, пастись», – объяснял Брус. – Они говорят только ради нас.

Мы расседлали лошадей и нарвали сухой травы, чтобы их вытереть, потом какое-то время нужно было их медленно водить, держа за узду. Продолжалось это довольно долго. Наконец мы смогли дать животным попить и отпустили их со спутанными ногами.

Только после сумели напиться сами.

– Это короткий отдых, – отозвался сдавленным голосом командир. Казалось, он отвык разговаривать, словно его горло заржавело. – Мы не станем есть, лишь попьем отвара. Кто хочет отдохнуть, ложитесь в тени.

Два других следопыта обменялись быстрыми жестами рук, один захихикал. Брус точно так же, молча показал им поднятый большой палец, который прикрыл второй ладонью. Один из следопытов пожал плечами и ответил несколькими быстрыми жестами.

– Никаких споров! – рявкнул предводитель.

Между камнями горел миниатюрный костерок, в углях стояли металлические, накрепко закрытые тигли. Я сел на камне, глядя на запад. Холмы остались далеко, я не мог отличить их от других, режущих горизонт в разреженной солнцем мгле.

– Тохимон, – отозвался командир. Я подскочил. Даже не заметил, когда он встал за моей спиной. – Ройхо не движется днем. Растекается как туман и возвращается в землю. Но ночью он почувствует сильный след и двинется по нему. Он быстр, но перед ним – длинная дорога. А он пойдет по следу, это наверняка. Ничего не притягивает его так, как кровь того, кого он проклял.

Я лишь вздохнул.

– Надеюсь.

– Я Сноп, сын Плотника. Это – Крюк, сын Бондаря. Есть еще Бенкей Хебзагал и Н’Деле Алигенде.

– Амитрай и кебириец? Они на нашей стороне?

– Не все амитраи желают вернуться под ярмо Праматери. Бенкей любит все, что там запретно, и предпочитает быть чужаком среди кирененцев, чем жить среди своих. А кебирийские наемники на все смотрят по-своему. Алигенде нанялся на службу до мятежа, в отряд, где было много кирененцев. Кебирийцы странные, непросто понять их язык и обычаи. Кажется, им ни до чего нет дела, как нам нет дела до того, что происходит по ту сторону Внутреннего моря. Но я еще не встречал людей, настолько преданных чести и верных. Кебирийцы не предают. Никогда. Если он нанялся на службу в наш отряд, будет верен. Больше того, когда он нанимался, правил император. Поэтому Алигенде все еще может оставаться верен императору. Такие вещи, как перевороты и смена династий, к ним будто не относятся. Его дом где-то среди пущ и степей Кебира – и все.

100